Для удобства наблюдения, Патер с товарищами забронировали себе этот самый стол на втором этаже трактира 'У пьяного монаха', откуда было хорошо видно и площадь на том берегу канала и оба епископских моста.
— Что вы будете делать, если епископ откажется? — спросил Макс.
— Мы его заставим, — пожал плечами Патер, — у нас есть алебарды.
— Алебарды это несерьезно. Против такого рыцаря, как епископ Ферронский.
— Зря Вы так говорите, Ваша светлость. По мне так нет оружия лучше, чем легкая шестифутовая алебарда с граненой пикой и с шипом на обухе. А то и просто копье. Верный глаз и твердая рука — все, что нужно копейщику. Не нужно делать лишних движений, от которых только устаешь. Только четкие уколы в уязвимые места. Когда бы Вы знали, сколько даже в рыцарском доспехе уязвимых мест для копья…
— Вы готовы устроить сражение в стенах монастыря и убить епископа? — спросила пораженная Шарлотта.
— Я возьму на себя этот грех, — сказал Патер, — Я не вижу другого выхода.
— Может быть, мне так же поступить с Альфиери? — спросил Макс, — На карнавале будет возможность встретиться лицом к лицу с кем угодно. Потребовать с него клятвы, что он не устраивал нападение на меня, а если он откажется, то бросить ему вызов. Завтра как раз день свободных боев, а у меня намечен только поединок с ди Кассано.
— Знаешь, милый, мне твое предложение нравится, — сказала Шарлотта, — Он знает, что в пешем бою ты сильнее, чем в конном, поэтому выберет конный поединок. Победишь ты или проиграешь, бой двух заметных рыцарей из-за очень заметной дамы привлечет всеобщее внимание. Ему будет уже не с руки убивать тебя из-за угла. А потом мы уедем.
— Нет, — передумал Макс, — Лучше я пойду к епископу с Патером.
— Макс! — возмушенно воскликнула Шарлотта.
— Да, дорогая, — твердо сказал Макс, — насчет Альфиери я все-таки не уверен, а у епископа точно рыльце в пушку. Не будем умножать сущности. К тому же, епископ ко мне хорошо относится и может примирить нас с Альфиери. Это будет лучше, чем поединок. Мне уже надоело коллекционировать врагов.
Как это ни удивительно, некоторые люди в пьяном виде принимают более трезвые решения, чем другие люди в трезвом. Франческо Уццано выполнил поручение Патера и собрал марковых братьев на поминальную трапезу. Коротко пересказал обстоятельства смерти Быка, что породило столько эмоций, что немногословное изложение растянулось надолго. Массовое возмущение вызывала каждая часть рассказа: упоминание, что у Быка нашлись враги в Ферроне, штурм братства какими-то отбросами общества, сражение на кладбище. Картина, конечно, была неполной, поскольку Патер, не доверяя никому из местных, не упомянул, что Бык ночевал в здании не один, а ночной сторож за другим впечатлениями тоже забыл про этот факт. Также Патер не сказал про признание Кабана, которому он сам поверил полностью.
— Друзья мои, — сказал Франческо соратникам, когда все уже были слегка навеселе, — мы все равно должны отомстить.
— Братство вне политики, — сказал кто-то из братьев.
— И лучше не рисковать связываться с разбойниками, они не будут сражаться лицом к лицу, а перебьют нас в спину, — сказал другой.
— Нет, друзья, мы будем мстить не разбойникам. Не поверю, что фехтмейстер вдруг вмешался в их разбойничьи дела, да настолько, что они собрались полусотней, да еще и пригласили каких-то неаполитанцев. Не тот он был человек, чтобы лезть в проституцию или в контрабанду. Мы найдем заказчика. Это должен быть кто-то богатый. И не местный. Если мы его убьем, нам никто не отомстит.
— Почему не местный?
— Если бы Бык поссорился с кем-то из нашей аристократии, об этом бы с его стороны узнал только Патер, а со стороны Ферроны знал бы весь рынок. Нет, враг у него был не из наших. На турнир ведь съехалось очень много разного народа.
— Но как мы узнаем, кто нанял бандитов? Или допросим раненых? Так мы опять же с бандитами поссоримся.
— Не допросим. Послушаем. Кто-нибудь обязательно проболтается. Поспрашиваем жильцов из соседних домов. Кто-нибудь что-нибудь видел. В городе ничего не остается незамеченным.
Уже стемнело, когда через епископскую площадь проследовала конная процессия, возглавляемая самим епископом.
— Пора! — сказал Патер. Заговорщики взяли алебарды, накинули монашеские капюшоны и дружной компанией вышли на улицу.
— Эй, парни, вы что такое придумали? — обратился к послушникам местный житель с лютней в руках.
Парни переглянулись. Сутаны и алебарды — нечастое сочетание.
— Мы хотим пойти к епископу и напугать его, — ответил Студент.
— Его напугаешь! — хохотнул музыкант.
— Мы скажем ему, что если он и дальше будет участвовать в турнирах, то дождется, что монахи будут ходить с алебардами, — продолжил Матрос.
— Ага, и наниматься на войну, как швейцарцы! — подхватил Пивовар.
— Может быть, и на поединок его вызовете? — не успокаивался музыкант.
— И вызовем! — гордо ответил за всех Патер.
— А можно с вами?
— Хоть всей труппой!
Лютнист привел с собой трубача, флейтиста и барабанщика. Под веселую музыку отряд, прошел через карнавальное столпотворение к дворцу епископа. Без музыки было бы сложнее, пришлось бы толкаться и привлекать ненужное внимание внимание. С музыкантами во главе процессия тоже привлекала внимание, но совсем другое. Услышав музыку, горожане уступали дорогу, а, увидев отряд монахов с алебардами, смеялись и махали руками. Ворота по случаю карнавала были не только не заперты, но и не охранялись даже привратником.