Хорошая война - Страница 111

111

Выждав некоторое время и убедившись, что сама собой ситуация не разрешится, он хлопнул по плечу погрязшего в богословском споре епископа и сказал:

— Этого оратора надо убить.

— Да? Так и убей. Мне он сто лет не нужен, — огрызнулся епископ.

— Священника? В стенах монастыря? Во время богословского спора? В Италии?

— В праведники подался?

— Не хочу мешать тебе закончить твой спор. Вызови его на поединок и прикончи.

— Кто он такой, чтобы я его вызвал?

Бурмайер криво ухмыльнулся.

— Рыцари меряются доблестью, торговцы богатством, а монахи — праведностью. Ты не рыцарь и не торговец, а этот старикашка похож на праведника куда больше, чем ты.

Епископ нахмурился, а Бурмайер ухмыльнулся и добавил маленький штрих.

— Похоже, это ты не достоин принять его вызов.

Средневековое правосудие по техническим причинам было лишено возможности пользоваться почти всеми достижениями криминалистики. Например, единственной возможностью установить личность преступника было опознание. Не было ни фотографии, ни дактилоскопии. Вскрытие еще не стало самым точным видом диагностики — только к концу шестнадцатого века лучшие умы медицины начали догадываться о том, как работает сердце и легкие. Даже любимое Шерлоком Холмсом девятнадцатого века увеличительное стекло не было в ходу у следователей, не говоря уже о микроскопах. Представьте себе, даже рассчитать чье-то алиби по часам не представлялось возможным в связи с отсутствием часов с минутной стрелкой.

К чему бы это отступление? К тому, что ситуация 'слово одного человека против слова другого человека при отсутствии других аргументов' была в средние века очень и очень распространенной. Что в таком случае прикажете делать судье? Сравнить авторитеты истца и ответчика и отдать предпочтение более благородному? А если стороны равны по положению? Тогда пусть их судит Бог. Заодно пусть сам и наказывает. Ну вы поняли. Поединок.

Рыцари выходили на 'судебный поединок' в привычных доспехах и с боевым оружием. Выбор оружия определялся ответчиком. Копья, мечи (иногда двуручные), булавы, боевые молоты и кинжалы. Пешими или конными, или сначала конными на копьях, потом пешими на мечах. Победа требовала признания вины. Иногда побежденный отказывался признаться или победитель не соглашался оставить его в живых. В любом случае, считалось, что ранено не тело, а душа. Было немилосердно оставлять в живых побежденного и опозоренного рыцаря.

Для простолюдинов стандартов по оружию и правилам не было. Упоминают поединки на мечах, дубинках, копьях и на странных штуковинах, которые как будто сам судья и придумал. Простолюдины, если верить хроникам, боевыми искусствами не владели, но дрались с особой жестокостью, подолгу, и часто добивали друг друга голыми руками.

В среде духовенства судебный поединок был настолько же нехарактерен, как участие епископа в рыцарском турнире или наезд на епископа бандой паломников, возглавляемых приходским священником.

Бурмайер грамотно сыграл на самомнении епископа. Тот скрипнул зубами и повернулся к Патеру.

— Ты, богомерзкий негодяй, злобно клевещешь аж на целого епископа, и на всю Римскую Католическую церковь в моем лице, — заявил епископ, не желая продолжать спор, — поэтому пусть нас рассудит Бог. Раз уж ты осквернил свой сан слуги Божьего тем, что явился сюда при оружии и с бандой копейщиков, не пытайся укрыться от поединка за словоблудием.

Когда епископ, стоя с мечом на поясе в окружении наемников, заявил, что Патер 'осквернил свой сан', соратники Патера очень удивились. Сам Патер чуть не упал от удивления и потерял самообладание.

— Ах ты (длинное швейцарское ругательство), чтобы тебя (физически невыполнимый половой акт) и потом (непереводимая игра слов)!

Епископ, да и никто из присутствовавших, не понял ни слова. Для него ответ Патера был совершенно не важен. Вызов брошен. Епископ протянул руку оруженосцу, который вложил в ладонь рукоять двуручного меча.

Патер обернулся к монахам и взял у ближайшего алебарду. Бойцы сделали несколько шагов навстречу друг другу, ландскнехты с одной стороны и паломники с другой разошлись полукругами, насколько позволила ширина двора.

— Ух ты! — восхищенно выдохнул лютнист, — Давай, ребята!

Едва поединщики скрестили оружие, паломники запели 'Бог поможет правому', им подыграли духовые. Ритм подхватил большой барабан, вслед за ним паломники принялись топать ногами и хлопать в ладоши.

— Бог поможет, Бог поможет!

Топ! Топ!

— Окаянных покарает!

Хлоп! Хлоп!

Проснулся прислонившийся к воротам пьяный трубач и выдал совершенно невообразимое соло.

Епископ владел мечом посредственно для рыцаря, но намного выше ожиданий для духовного лица. Правда, попасть в противника ему пока ни разу не удалось. Не отягощенный доспехами священник легко уворачивался и аккуратно отводил удары древком.

Патер оказался мастером боя с копьем. Верный глаз и твердая рука помогали ему прицельно колоть в относительно уязвимые места — лицо, шею, подмышки, пах. Но латнику достаточно слегка пошевелиться, чтобы закрыть уязвимое место доспехом, так что Патеру тоже не удавалось добиться легкой победы.

Макс ждал окончания переговоров у того же открытого окна, заранее надев доспехи. Швейцарцы в полной готовности сидели за соседними столами. Сначала через мост проследовала процессия епископа, потом прошел Патер со своей бандой и музыкантами.

Некоторое время ничего не происходило. А должно было. Как предложила Шарлотта, Максу не следовало идти вместе с Патером и смешивать свое личное дело с его церковным. Далее вариантов развития событий было два, с Божьей помощью и без оной. Если бы Патер и компания свободно вышли и затерялись в толпе, значит, им как-то удалось договориться с епископом. Тогда Макс мог бы с соблюдением всех приличий и без лишнего шума навестить епископа со своей скромной просьбой о примирении с Альфиери. Но если бы у Патера возникли проблемы, подосланные Шарлоттой музыканты должны были подать сигнал. Это бы означало, что епископ и Альфиери действительно негодяи и Максу следует со всеми силами нанести упреждающий удар.

111