— Но с кем ты собираешься воевать?
— С кем угодно. Пожалуй, кроме Сфорца.
— Почему?
— Почему кроме Сфорца? В первую очередь потому, что он не доживет до вечера. Ему повезло, что Альфиери задержался, может быть, он успеет войти в город…
— Успеет, — перебил ее Макс. Когда мы покидали лагерь, первый отряд Сфорца был готов выехать. Там у него только конница. Когда мы проезжали через город, нигде не было и следа военных приготовлений. Я думаю, ворота уже под контролем Сфорца.
— Сколько у него солдат? — заинтересованно спросила Шарлотта.
— В первом отряде несколько десятков всадников. В лагере еще пехоты полторы сотни, но это очень неоднородные полторы сотни. И я думаю, он еще кого-нибудь наймет.
— У Альфиери около трех сотен городской стражи. У Бурмайера, раз уж он здесь, не меньше двух сотен одной только пехоты и пары десятков рыцарей. И они все знают город и готовы к уличным боям. Никколо сделал очень большую ошибку. Ему надо было собирать всех и уходить, а потом вернуться с настоящей армией.
— Но это территория Венеции, а Сфорца — миланцы. Дож встанет на сторону Альфиери.
— В Милане французская армия, а герцог Максимилиан, глава семьи, сидит во французской тюрьме. Так что, во-первых, не такие уж они и миланцы, а во-вторых, авторитет семьи Сфорца все равно перевешивает авторитет одинокого кондотьера Альфиери, потому что Сфорца могут сделать дожу более выгодное предложение.
— Хорошо, — согласился Макс, — допустим, со Сфорца нам воевать не придется. Верю, что он проиграет. Не пойму одного, почему вдруг на ровном месте начинается война. У итальянцев вроде бы война это бизнес, и договариваться по-хорошему иногда выгоднее, чем сражаться. Переговоров еще не было и быть не могло, Никколо все утро был на турнире, а Альфиери в городе. Как я понимаю, граф никого не предупреждал, что уйдет в монастырь. Они успели поругаться заранее?
— Ты угадал. Сегодня утром, благодаря Марте и Францу, Никколо узнал, что его молодая жена — любовница Альфиери.
Макс удивленно поднял бровь.
— Марта и Франц решили, что надо убить Альфиери морально, а не физически? Или они настолько прониклись местными традициями, что предпочитают убивать чужими руками?
Шарлотта рассмеялась.
— Нет, дорогой. Они прониклись духом Безумного Патера. Развернулись во дворце, как два слона в посудной лавке, и ушли, не задумываясь о последствиях.
— Это как?
— Разбили несколько сердец и одно большое венецианское зеркало. Убили у всех на виду любовника графини за то, что он был похож на Альфиери. Изнасиловали Виолетту. Чуть не застрелили саму графиню. Заставили Альфиери среди бела дня продефилировать по дворцу в нижнем белье. Выставили Никколо Сфорца рогоносцем и навсегда поссорили его с Альфиери. Вынудили графиню отказаться от наследства. Все участники событий пытались скрыть свои утренние дела от графа, чем его очень огорчили.
Макс изобразил аплодисменты.
— Теперь я понимаю, почему Марта спряталась, когда увидела графиню. Кстати, а что она здесь делает?
— Марта помогает мне организовывать оборону.
— Тебе?
— Да, мне. Пусть я не прочитала ни одной книги по фортификации, но на память не жалуюсь. Мы с Мартой вспоминаем планы обороны Швайнштадта.
Макс повернулся в сторону ворот. Там уже перегородили улицу двумя телегами, и две группы стрелков под руководством сержанта репетировали смену позиций.
— Вообще-то я хотел спросить, что здесь делает Аурелла Фальконе.
— Она ищет союзников к грядущей войне и пытается выяснить, чьи люди провоцировали все сегодняшние конфликты.
— Марту и Франца узнать несложно.
— Сложно. Самое внятное описание от очевидцев это 'телка с вот такими сиськами и при ней какой-то хмырь'. Остальные описания либо совершенно неприличные, либо попросту невербальные.
— Марту все равно можно опознать.
— Уже нельзя, дорогой.
— Не понял, объясни.
— Объясняю. Вы, мужчины, обычно склонны преувеличивать, верно?
— Вроде того.
— Это значит, что в мужском описании женская грудь обычно раза в полтора больше, чем на самом деле.
Макс оглянулся и увидел в дверях смущенную Марту.
— Не тот случай. Куда уж больше-то?
— Будь уверен, что не пройдет и дня, как скептики убедят очевидцев, что грудь была среднего размера. И уж тем более, никто не подумает, что фрау Профос подрабатывает проституцией и охотится с арбалетами на прекрасных дам.
Марта покраснела и тихо выскользнула из комнаты.
— Хорошо, — согласился Макс, — Тогда скажи мне, раз уж ты у меня такая умная, если нам придется защищаться от Бурмайера и Альфиери, то кто нам поможет? Мы же здесь и до завтра не продержимся.
— Если мы продержимся до вечера, мы победили. Потом расскажу подробнее.
Стоило Марте показаться на улице, как ей сразу нашлось дело.
— Фрау Профос! Вы-то мне и нужны! — официально обратился к ней Франц.
Рядом с ним перешептывались трое юношей, настолько нарочито женоподобных, что Марта сперва приняла их за девушек в мужском платье. У одного из них под глазом наливался синяк. Меньше всего эти избалованные мальчики походили на солдат. Франц старался не поворачиваться к ним спиной.
— Зачем? — спросила Марта.
— Вы хорошо стреляете. Возьмете вот это оружие, — сержант кивнул на слугу, державшего охапку дорогих охотничьих ружей и арбалетов, — и будете стрелять с этого большого балкона. Эти трое будут стрелять вместе с Вами, а слуги будут заряжать ружья.
— А… Э… Ты шутишь?
— Фрау Профос, когда Вы рассказывали про Швайнштадт, Вы упоминали, что солдаты смотрели на Вашу задницу вместо того, чтобы заряжать аркебузы. Вот этих, — в голосе швейцарца явственно прозвучало презрение, — Ваша задница не заинтересует.