Хорошая война - Страница 133

133

Для полноценного штурма восточных ворот у Альфиери было маловато незанятых бойцов. После победы над Сфорца он отправил отряды к воротам и усилил охранение арсенала. Впрочем, он больше рассчитывал на дипломатию, чем на грубую силу.

— Береги людей, — объяснял он лейтенанту Бонакорси, — не знаю, кого нанял Джакомо, но точно не дураков. Они должны понимать, что долго не продержатся. Еще до заката им придется умереть или сдаться. Если решат сдаваться, то лучше сдаваться мне, чем Бурмайеру. Можешь предложить им десять процентов от контрибуции с бунтовщиков.

— С удовольствием! Десять процентов? Не жирно будет?

— В этой улице по подвалам лежит больше денег, чем граф потратил на турнир. Если Бурмайер захватит улицу без нас, то нам он отдаст процентов десять от того, что возьмет себе. А если бунтовщики сдадутся мне, то мы расплатимся с Бурмайером согласно договора. На самом деле, это не так уж много.

Почти все стражники имели дополнительные источники доходов, а почти все источники доходов в городе так или иначе были связаны с жителями улицы богачей. В результате сначала ферронцы неспешно стреляли друг в друга, не особенно стараясь попасть. Потом кто-то кого-то узнал, что вызвало бурное обсуждение и паузу в перестрелке.

— Антонио! Ты что делаешь?! — возопил кто-то из защитников, обращаясь к Бонакорси.

— Пьетро?

— Да, Антонио, это я! И не делай вид, что ты не знал. Как тебе не стыдно стрелять в мужа своей сестры? Я все расскажу твоей маме!

— Пьетро, не кипятись! Мои люди пока еще никого даже не задели!

— Это ты не кипятись! Разрази тебя понос и золотуха! Неужели сложно выстрелить в воздух? Вы же можете в кого-нибудь попасть!

— Начальство требует от нас взять эти ворота или нас уволят! Пьетро, давай ты откроешь их без сопротивления, а я дам тебе денег. Мама будет очень недовольна, если ее любимый зять погибнет ни за грош.

— Антонио, ты такой большой и такой наивный. Если мы откроем ворота сразу, нас за это потом уволят. Сколько ты дашь мне денег, чтобы я мог потом не работать?

— Пьетро, мне разрешили дать вам всем три процента контрибуции, если вы откроете ворота. Это большие деньги.

— Антонио, тут стоит немецкий рыцарь, который понимает по-нашему. Он говорит, чтобы мы не открывали ворота, а то он нас всех прирежет!

— Пьетро, он один, а вас много. Возьмите его в плен, потом получите выкуп.

— Антонио, ребята говорят, что он родной брат 'сеньора пятьдесят флоринов'!

— Пьетро, ты еще жив? Не трогайте его, он вас всех действительно прирежет. Очень жаль, что я не смогу дать тебе двадцать флоринов, которые выдали мне на эти цели.

— Антонио, ты ведь дашь мне двадцать флоринов, если мы откроем ворота немного попозже?!

— Пьетро, я тебя не тороплю, но у меня приказ взять эти ворота раньше, чем северные варвары возьмут ворота с той стороны.

— Антонио, немецкий рыцарь говорит, что если падут ворота с той стороны, то мы можем открывать эти. Я тебе покричу, когда пора будет идти.

— Пьетро, а что, Сеньор Пятьдесят Флоринов защищает западные ворота?

— Да, Антонио. Говорят, он только что отбил атаку ландскнехтов в одиночку.

— Пьетро, если он там всех убьет и пойдет сюда, скажи ему, что за десять флоринов мы все убежим! Если он не согласится, покричи мне, мы все равно убежим.

Сигнал, поданный трубой, был знаком всем. Бурмайер пошел на второй приступ. Снова алебардьеры, возглавляемые рыцарями. План не предусматривал никаких хитростей. Очередной размен пешек, который выгоден тому, у кого пешек на порядок больше.

Макс встал и неспешно пошел к своим. Отстранил оруженосца, подбежавшего с его закрытым шлемом, и взял со стола оставленный кем-то из раненых солдат кабассет. К началу второго приступа у Макса было двадцать пять алебардьеров. Всего пять рядов по пять человек. Если бы это были ландскнехты или швейцарцы… Увы, наполовину это были непрофессионалы.

Францу удалось пережить первый приступ. Теперь он снова стоял в своем привычном втором ряду и думал, как обычно, о женщинах. Думать о смерти ему совершенно не хотелось. Под любезно предоставленным домом Велутти почти новым трехчетвертным доспехом стекали струйки пота. Дублет промок насквозь еще при первом штурме, а доспехи, как известно, влагу не пропускают. Граница между защищенными и незащищенными местами чувствовалась острее, чем обычно. Прохладный горный ветерок обдувал внутренние стороны рук и ног, задницу, икры и ступни, забирался между подбородником и полями шлема, напоминал про открытую сзади шею.

Пока слуги растаскивали тела убитых и раненых, швейцарцы сидели, прислонившись к стенам домов на тенистой стороне улицы. Два раза проходили девушки, предлагавшие воду и вино. Его светлость прошел в штаб. Один из ополченцев пытался дезертировать, толстый сержант из местных набил ему морду. Прибежали люди мессира Фридриха от тех ворот. Серьезные парни, в своих доспехах, с хорошим оружием. Прошел кто-то из местных воротил, пересчитал солдат, осторожно выглянул в ворота, перекрестился и ушел. На той стороне протрубили в трубу.

Труба! Из штаба выбежал Его светлость, в сильно облегченном доспехе и в пехотном шлеме. Махнул рукой, чтобы строились. Построились почему-то за первым вагенбургом, на самом вагенбурге никого не оставили.

В ворота втянулась голова вражеской колонны. Пули ударили по щитам. Выстрелили мортиры. Третьим залпом накрыли вагенбург. Ландскнехты тут же сделали бросок к обломкам телег. Швейцарцы рванулись навстречу. Щит плох тем, что в пару с ним нельзя взять длинное оружие для строевого боя. Щитник защищен от стрелков, но уязвим перед алебардьерами и копейщиками. Нельзя прикрыть щитом одновременно голову и ноги, поэтому первый ряд ударил сверху, второй ряд уколол по ногам.

133