— Тогда церковь вернет тебе деньги. Никакого мошенничества.
— Лотти, я иногда не понимаю, ты шутишь, или серьезно говоришь. Мы все жертвуем деньги на церковь. Мы все хотим попасть в рай, но можем оказаться и в аду. Епископ не дает гарантий. В чем тогда смысл этой сделки?
— Браво, дорогой! Смысл в том, что самые жадные, желающие попасть в рай, не переставая грешить, платят больше, чем честные прихожане. Прелесть, правда?
Макс не сразу нашел, что ответить. Шарлотта продолжила рассказ. Виолетта Фальконе получила характеристику 'скверная девчонка, вся в мать'. Макс вспомнил, что 'скверной девчонкой' жена раньше называла свою служанку Гертруду, девушку наилегчайшего поведения.
— Нет, дорогой, не в том смысле. Она не увлекается мужчинами, и подруг у нее тоже нет. Я хотела сказать, что она злая.
— Кричит, раздает пощечины и кидается посудой?
— Все итальянки кричат и бьют посуду. Виолетта не такая. Она промолчит, а потом отравит тебя или застрелит.
— Это такая поэтическая фигура речи или она и правда кого-то убила?
— Слухи ходят про троих. Яд, несчастный случай на охоте и падение с балкона. Любой нормальный отец разобрался бы и наказал дочь или развеял слухи, но не Джанфранко.
— А что Джанфранко?
— Искренне считает, что репутация 'человека, с которым лучше не вступать в конфликт' полезна и для мужчин и для женщин. Сам убийца и дочь такая же. У нее в кукольном домике был палач, виселица и камера пыток. Прямо как у меня в детстве. Охотница. Своего первого оленя она убила в восемь лет.
— Ух ты, а я только в девять!
— Не знаю, что за человек Никколо Сфорца, с которым она помолвлена. Чтобы жениться на Виолетте, надо быть совсем ненормальным.
Марта опоздала на завтрак, появилась только на середине 'лекции', и до самого конца не проронила ни слова. Когда Шарлотта выложила все, что считала нужным рассказать про Феррону, Марта все-таки решилась.
— Возьмите меня с собой. Мы с Маркусом были в этой Ферроне два раза за последнюю итальянскую войну.
— Возьмем, — не раздумывая, ответил Макс, — а ты уверена, что тебя будут рады там видеть?
— Уверена. Это прелестный маленький городок, и нас там очень хорошо помнят.
Получив положительный ответ, Марта быстро покинула столовую. Шарлотта посмотрела ей вслед и спросила:
— Дорогой, ты не слишком быстро согласился? Уже без Марты и поехать никуда не можешь?
— Но, Лотти, как я повезу тебя без охраны? Марта охраняла тебя на войне, и с тебя ни один волосок не упал.
— Она тебе понравилась, — сказала Шарлотта больше с утверждением, чем с вопросом, — Ты будешь с ней спать постоянно. И потом тоже.
— Не будь так уверена, — возразил Макс.
— Буду! — упрямо ответила Шарлотта, — Откуда я знаю, может быть, ты и раньше с ней спал!
Макс настолько удивился, что ничего не ответил. Шарлотта подумала, что он удивился, потому что ему это и в голову не приходило. А Макс удивился, потому что ему в голову не приходило, что жена об этом не знает.
За несколько недель до описанных событий.
Дядюшка Бык со времени битвы за Швайнштадт заметно постарел. Если тогда он выглядел лет на десять моложе своего возраста, а в пышной шевелюре робко пробивались первые седины, то сейчас на лице добавилось морщин, а на голове убавилось волос. Голос стал более хриплым, седина захватила виски и закрепилась несколькими прядями в бороде.
Младший сын, единственный из четверых переживший штурм, прошел остальные полгода войны без единой царапины и вернулся домой богачом и доппельсолднером. Бык поторопился его женить, и теперь дома растили внуков и делили возможное наследство две невестки — жена младшего и вдова старшего. Сам же глава семьи, не желая ввязываться в женские споры, да к тому же наводящие на мысль о собственной смерти, все больше времени проводил в пекарне и часто наведывался в гости к Патеру.
Патер за последнюю войну изменился не больше, чем за пять предыдущих. Худеть ему было уже некуда, лысина не росла, а морщин на обветренном лице и так хватало. Вернувшись, он продолжил богослужения и менее важную церковную работу. Церковь, как и любой другой дом, время от времени требует внимания.
Священник и булочник после Швайнштадта стали еще большими друзьями, чем были раньше. Когда в одном бою погибло большинство ветеранов — носителей традиций, тяжкое бремя учить уму-разуму полторы тысячи агрессивных недорослей почти полностью легло на плечи булочника и священника. Вернувшись домой, Бык стал посещать церковь чаще, чем раньше, и не только для беседы с Богом.
В один прекрасный день друзья занялись ремонтом скамеек. Вытащили всю мебель на площадь, отодвинули в сторону те скамейки, которые выдерживали удар двумя задницами, и всерьез взялись за остальные.
— Слушай, Бычище! — начал Патер, воткнув гвоздодер между еще годным сиденьем и треснувшей спинкой.
— Что скажешь, преподобие? — откликнулся Бык, активно работая киянкой.
— Нет желания попутешествовать? Без войны.
— Меня и здесь неплохо кормят.
— А не читал ли ты, случайно, прокламацию некоего, — Патер налег на гвоздодер, — Мартина Лютера?
— Не читал, и тебе не советую. А ты что, читаешь что-то кроме Библии? — Бык отодвинул Патера и всунул ладони в щель между сиденьем и спинкой, — Наложи на себя епитимью.
— Если даже простой булочник это понимает…
— Что я такого понимаю? — скамейка в руках Быка с хрустом разорвалась пополам, — Ты говоришь так, как будто я случайно угадал какую-то неизвестную мне прописную истину.