На кладбище пошли только те, кто успел по-настоящему подружиться с покойным. Многие старшие обитатели монастыря невзлюбили его после похвалы епископа, а младшие не стали раздражать старших.
По пути процессия сделала остановку возле братства святого Марка, где наводили порядок Франческо Уццано и еще трое братьев. Бандиты, которые могли бы проболтаться и пустить в народ историю эпической битвы, пока еще были или в импровизированном госпитале, или на кладбище. Доктора тоже еще не вернулись домой, а могильщики еще не пошли на обед. Ночной сторож, когда начали выламывать двери, спрятался в сундук и сидел там до позднего утра, пока Франческо не обнаружил его по запаху.
Историю битвы Франческо узнал от Патера, который пересказал ее по пересказу Горгонзолы краткого рассказа Макса. Патер решил, что открывать всем встречным-поперечным семейные тайны де Круа было бы невежливо, и сказал, что Бык в компании некоего рыцаря попросил приюта в братстве. Но на них напали какие-то разбойники в количестве не менее сотни, из коих Бык с товарищем успел порубить больше половины, пока его самым возмутительным образом не застрелили из арбалета. Рыцарь же прорубился через разбойников и ушел.
— Из арбалета! Подлецы! Трусы! — было первой реакцией Франческо.
— Трусы и подлецы, — подтвердил Патер, — но я не знаю, кто именно это был. Если вы соберетесь отомстить, то ничем не могу помочь.
— Эх… — вздохнул Франческо, — мы не банда. Мы просто собираемся вечерами и упражняемся в фехтовании. А между занятиями у каждого свои дела. Конечно, бывали случаи, когда братья помогали друг другу в опасных делах, но я не смогу организовать regime. При всем уважении, покойный не был никому кровным родственником или близким другом, поэтому парни не захотят за него мстить.
— Мне отмщение и аз воздам, — тихо сказал Патер.
— Но мы бы скинулись вдове и сиротам, — быстро предложил Франческо.
Патер вздохнул. Вдова и сироты даже не заметили бы той суммы, на которую бы скинулись марковы братья.
На кладбище еще утром была забронирована могила, заранее подготовленная 'для добрых рыцарей'. Глубиной в восемь локтей, выложенная булыжниками, скрепленными известью.
Над гробом сказал свое последнее слово Патер. Он умолчал про 'безутешную вдову' - хозяйственную бабу, которая никому спуску не дает. Умолчал про 'несчастных сирот' - удачно выданных замуж дочерей и выгодно женатого сына, который унаследует все движимое и недвижимое имущество покойного, в том числе мельницу, пекарню и три дома в городе.
— Уже второй день подряд мы хороним друзей, — начал Патер, — вчера это был невинно убиенный раб Божий Каспар из Вюртемберга, убитый темными силами за попытку пробудить в людях лучшие чувства спектаклем на богоугодную тему…
Монах, продававший индульгенции на кукольном спектакле, смахнул слезу. Такой торговли у него раньше никогда не было.
— … сегодня мы хороним нашего старого друга, добрейшей души и кристальной честности человека, раба божия Якова, коего в миру также называли Быком. Завтра на этом месте может оказаться любой из нас, и каждому следует к этому быть готовым…
Обитатели немецкой комнаты, которые знали и про замысел епископа, и про кукольный спектакль, и про убийство Каспара, растерянно переглянулись. За два дня было убито двое человек, посвященных в тайну, и третий недвусмысленно намекает, что это еще не конец.
Далее Патер кратко перечислил основные битвы, где покойный участвовал и не был побежден в честном бою. За шестьдесят лет жизни таковых было много, а на память Патер не жаловался. Многие монахи и не задумывались, как часто мир за последнее время сотрясали войны и какой процент из этих войн был выигран швейцарцами, в том числе при личном участии покойного. У большинства создалось впечатление, что по сумме подвигов монастырский повар заслуживал возведения в рыцарское достоинство и поединка с героем настоящего времени шевалье де Баярдом.
Незадолго до прибытия погребальной процессии Быка, на кладбище в немалом количестве пришли разбойники. И банда Кабана, и неаполитанцы Винса, и некоторые другие любопытные представители преступного мира. С вполне определенной целью — похоронить своих убитых, которые уже лежали в гробах в часовне и ожидали, пока будут готовы одиннадцать могил.
За лопату никто из пришедших не взялся. Наиболее нетерпеливые с недовольным видом прогуливались вдоль ряда свежих могил, поплевывали сквозь зубы и подгоняли копателей. Кто-то заметил, что аж целых три могильщика стоят у могилы для важных персон, опершись на лопаты и кирку, и ждут, пока заткнется священник. Другой разбойник заметил, что публика у той могилы сплошь мирная, ни одного рыцаря нет. Третий сделал вывод, что мужики подождут, а эти трое копателей пусть займутся делом. А то уже скоро и жрать пора.
Бандиты вразвалку подошли к погребальной процессии, ткнули одного из могильщиков в плечо и спросили, что за птицу тут хоронят и какого черта им этот мужик важнее, чем уважение братвы. Могильщик предложил послушать краткую биографию покойного, которую к этому времени Патер изложил примерно до середины.
Разбойники заинтересовались и подошли посмотреть, кто же там лежит в гробу.
— Смотри-ка, это тот самый, кто одиннадцать наших убил и двадцать шесть покалечил!
— Не рыцарь, не монах, а всего лишь швейцарец!
— И хоронят его как святого, в хорошей могиле, в дубовом гробу, в монашеской ризе и на подушке с кистями!
— А наши лежат в гробах, сколоченных на скорую руку, и пока им выкопают могилы, начинают уже пованивать!