Хорошая война - Страница 121

121

В холле Марта заметила симпатичного молодого человека в сопровождении свиты в гербовых ливреях Сфорца.

— Мессир Никколо Сфорца? — шепотом спросила Марта у крайнего человека в свите.

— Он самый! — гордо ответил слуга.

— Передайте ему, что сеньорита Виолетта ждет его в комнате на втором этаже по правому коридору от лестницы прямо сейчас.

У выхода стоял усиленный караул с приказом не выпускать никого. Марта замешкалась, но Франц обошел ее и гордо предъявил перстень с гербом Сфорца. Учитывая, что стражники видели, что они только что говорили с кем-то из свиты Никколо, а, может быть, и с самим Никколо, им и в голову не пришло, что они выпускают не порученцев Никколо, а разыскиваемых убийц.

— Откуда это у тебя? — спросила Марта, когда удалось выбраться из дворца.

— Патер оставил на память. Сказал, что ему перстень дал Бык, и что этим перстнем здесь действительно можно отмахиваться от стражников. Куда пойдем?

— Его светлость должен быть на турнире. У него назначен поединок.

— Но у него же нет доспеха! Весь доспех утонул под тем мостом!

— Уж чего-чего, а доспехов на турнире полно. Но я думаю, надо сначала зайти к Нанни, вдруг Ее Светлость еще там.

Франц согласился. Половину пуи он смотрел под ноги, вспоминая, что было ночью. Потом повернулся к Марте.

— Марта, я, конечно, понимаю, что все проспал, но почему нас пришла будить эта дама со стражниками? Я помню, что мы были пьяные, но мы точно не писали на двери 'убийцы Альфиери спрятались здесь'.

— Франц, 'эта дама' - ее светлость Аурелла Фальконе, жена устроителя турнира. А эта милая скромная девушка — ее замужняя дочь.

— Никогда не женюсь.

— Правильно. И никогда не балансируй кувшином на… этом самом. Во-первых, это неприлично, а во-вторых, он не для этого предназначен.

— Кувшин?

— И кувшин тоже.

— Ага… Припоминаю. Наверное, кувшин предназначен для того, чтобы стрелять в него из арбалета? Но целиться, глядя в зеркало, все-таки перебор.

Марта остановилась и повернулась в Францу.

— Ты видел, как я целюсь, глядя в зеркало, и не остановил меня? У тебя должны быть стальные яйца!

Франц гордо поднял подбородок.

— Я и Виолетту не стал останавливать!

— А стоило. Потому что она целилась, глядя на тебя, а арбалет направила в зеркало.

— Зато она потом так смешно испугалась из-за того, что разбила это зеркало.

— И ты ее отшлепал и оттрахал, как будто она разбила твое любимое зеркало.

— Ну да, а тебе завидно? Так ей и надо. Мне бы пришлось работать всю жизнь, чтобы купить такое зеркало, и то бы мне его никто не продал. А она в жизни ни дня не работала, разбила зеркало и как-то не особенно расстроилась.

— Мне не завидно. Вы разбудили этого итальянца, который, как оказалось утром, не был ее мужем. Но почему-то он начал приставать не к ней, а ко мне.

Франц мечтательно улыбнулся.

— Ты с ним такое вытворяла… Выжала его как лимон. Веришь, Виолетта начала за тобой повторять.

Марта покраснела.

— Забудь раз и навсегда! Кому-нибудь скажешь, застрелю!

Франц захлопнул рот и проглотил улыбку. 'Фрау Профос' могла и застрелить.

28. Улица богачей

На трибунах и вокруг ристалища понемногу собирались зрители. Рыцари надевали доспехи. Герольды объявляли план на день.

— В четвертый день, в честь создания Солнца, Луны и звезд, рыцарям будет предоставлена возможность свободного вызова любого противника на бой конным или пешим, любым оружием по договоренности, на жизнь или на смерть! Будет ристалище Луны для пешего боя и ристалище Солнца для конного!

— По просьбе Прекрасных Дам, — последние два слова глашатай выделил так, что они и звучать стали с большой буквы, — сегодняшний день будет украшен цветами! Кто придет без цветочка, будет признан некуртуазным и изгнан с турнира!

Последняя фраза объясняла для непосвященных, почему каждый рыцарь и каждая дама сегодня украсили свой костюм настоящими и бутафорскими цветами. На трибунах сидели Розы, Лилии и Азалии, вдоль ристалища расхаживали в доспехах Тюльпаны, Пионы и Георгины, и даже лошади щеголяли в попонах, расшитых гвоздиками и прочим клевером.

Вчера вечером барьеры были сняты, за исключением ближнего к трибунам, а на месте дорожек появились огороженные ристалища. Ристалище для завтрашнего конного бугурта было прямоугольной формы, с оградой из тонких бревен высотой в шесть футов. Внутреннее ристалище было заключено в еще один деревянный прямоугольник, чтобы между оградами оставалось двенадцать футов. За внешней оградой будут находиться зрители, а между оградами пешие слуги будут 'освежаться и спасаться из свалки', как выразился один деятель эпохи турниров. Там же будут и особые слуги (gens armes), назначенные судьями, чтобы вытаскивать раненых рыцарей, разнимать тех, кто не слышал команды и не пускать зрителей на ристалище. Во внешней и внутренней ограде было по трое больших и довольно широких ворот с обеих сторон, чтобы рыцари могли въезжать сразу по шестеро.

Но все это пригодится только завтра, а сегодня, в четвертый день, внутри большого прямоугольника канатами было обозначено два просторных квадрата для пеших поединков. Предстояло провести в один день много боев, поэтому распорядители с позволения организаторов уплотнили график. На правом ристалище, между деревянным замком и трибуной Суда Любви и Красоты будут меряться силами прославленные рыцари. На левом — менее прославленные.

Гонг пробил начало пеших поединков. На трибуну герольдов вышел почтенный Рудольф Амати.

121